Аннотация: Участвовал в конкурсе "Прогнозы". Занял, кажется, 6-место с конца =)
Государственный прокурор Т. был сегодня не в духе. Перед ним, на широком столе громоздились бумаги - свидетельство былого величия канцелярии. Теперь это не имеет никакого значения. Проклятый звонок.
Звонок в шесть часов вечера. В сущности, никакой неожиданности не было - о деле "Трёх" он знал, пожалуй, даже раньше, чем высокие чиновники из Совета. Пришлось отвлечься от ненавистных допотопных бумаг.
Кажется, писанина стала занимать слишком большое место в его жизни. Прокурор Т. взъерошил пятерней седеющую шевелюру и подошел к огромному - от пола до потолка - окну, за которым догорал серенький городской закат.
"Брось всё и беги. Возьми машину и - за город, на природу, подальше от шума и суеты мегаполиса..."
Перспективы на вечер были более чем радужные; прокурор не относился к числу трудоголиков, остающихся на работе до поздней ночи. Конечно, в его практике такое тоже случалось - и часто, но Т. всегда возвращался домой с хорошим настроением, с какими бы пакостями ему не приходилось иметь дело на службе.
Хорошо делать свою работу - вот всё, о чем он мечтал в минуты отдыха; во время работы случалось ему думать и об отдыхе, но уж не столь часто...
Итак, бутылка чего-нибудь крепкого, хорошая книга на ночь, а завтра утром - здоровый питательный завтрак и полоса горячего асфальта, которую будет разматывать колеса его автомобиля...
Звонок. Прокурор трет лоб. Все могло быть иначе, прошло полчаса, а он все еще слышит звонок. Или это кровь шуршит в ушах? Пять лет до пенсии, и - долгожданная свобода. В мире слишком много мест, где он не успел побывать. Да - войны, расовая нетерпимость, нищета стран "третьего мира". Но не все успели изгадить, не все растоптали, не все еще покрылось пеплом. Сотня красивых пейзажей в окрестностях, комфортная гостиница (хорошая охрана за забором) и фотоаппарат, из тех старинных моделей, с ручной настройкой и пленкой.
А еще лучше - дом, где-нибудь на побережье, здесь, в стране. Он уже присмотрел себе один, крашеный белой краской, с гравийной дорожкой и голландскими окнами - таких ведь, кажется, полно в Новой Англии.
И ни один сукин сын!.. Ни один сукин сын - повторил про себя прокурор, - не помешает мне. Чуточку стабильности - разве это много?.. Чтоб все оставалось как есть еще, по меньшей мере, пять лет. Он успеет закончить книгу мемуаров, продаст ее богатому издательству, а там... хоть потоп...
Но звонок разрушил призрачных храм спокойствия и безмятежности, встряхнул и бросил прямо на острые глыбы политических интриг. Так как же поступить? Просто делай свою работу - сказали ему. Даже голос был какой-то слишком спокойный, Т. не узнал говорившего, а спросить почему-то забыл (забыл, забыл!), но и это ничего бы не изменило, черт возьми, потому что сидящие в Совете одинаковы и похожи до абсурда. Т. всегда казалось, что там - не дюжина людей, а один человек, вобравший в себя привычки, мысли и манеру держаться от каждого из членов Совета. Многорукое, многоглазое, многоногое, многоголосое существо, воплощение коллективного разума Мегаполиса.
Когда же его привезут? - забеспокоился вдруг прокурор. В его голове уже вызрел приблизительный план действий, он уже знал, что будет спрашивать у того несчастного, вопросы роились в его мозгу, сменяя один другой с поразительной быстротой. Прокурор Т. знал, чем вся кутерьма с делом "Трёх" закончится. На этот раз все будет зависеть от него, только и исключительно от того, как он повернет дело. Т. вспотел; ему не случалось так волноваться даже в самом начале своей прокурорской практики.
Гугукнул зуммер на входе, слабые отголоски его пошли гулять по пустым коридорам задания. Прокурор вдруг представил себе с необычайной четкостью, как он идет по ним, спускается сначала на лифте, потом - по лесенке в парадном холле прокуратуры, а на улице, где ждет его автомобиль, свежо и прохладно по-вечернему, несмотря на смог и вонь большого города.
- Разрешите?.. - поинтересовался полицейский, снимая мокрую фуражку. Он по пояс просунул туловище в приоткрытую дверь и теперь стоял так в нерешительности, оглядывая кабинет прокурора. Очевидно, он не сразу заметил Т., стоявшего в тени возле окна.
- Конечно, входите. А... Тот с вами? - спросил Т., рассеянно наблюдая за полицейским.
- Да, но я должен предупредить вас о мерах предосторожности...
Т. лишь махнул рукой, мол, "Пустяки!.."
- Это не убийца, а всего лишь хакер, не так ли? Так почему я должен бояться его?..
- Строго говоря, он даже не хакер... - Полицейский поднял на Т. глаза. - В любом случае, у дверей будут дежурить мои люди. Сколько может продлиться допрос?
- Капитан, этого не скажут вам даже большие шишки из Совета. Они просили "с пристрастием" - посмотрим, что можно вытянуть из этого субъекта. Приведите его сюда.
Полицейский кивнул и вышел, а Т. отвернулся к окну. Он вспомнил мокрую фуражку. "Дождь, и снова дождь", - думал Т. с грустью, глядя, как за окном расплываются чудовищно яркими хризантемами неоновые плакаты над тьмой городских кварталов.
Услышав шорох открываемой двери, прокурор, не обернувшись к вошедшему, сказал:
- Должен вас предупредить, молодой человек, что все сказанное вами, может и будет использовано против вас, - он говорил медленно, с плохо скрываемой усталостью в голосе. - Я проведу допрос по упрощенной схеме, то есть без адвоката, смотри распоряжение шестнадцать-гамма-три от ноября текущего года... Наш разговор будет записываться на два диктофона; одна запись отправится в архивы городской ратуши, другая будет храниться у меня, до завершения процесса, после чего, вероятно, будет уничтожена. Распоряжение Совета.
Белый холеный палец прокурора Т. взметнулся вверх.
- Вопросы?..
"Ну что ж, вот и началось", - решил Т. - "Пора приступать к решительным действиям".
Он развернулся на каблуках.
- Имя? Мне нужно ваше имя, молодой человек...
Парень молчал точно воды в рот набрав.
- Этим вы только усугубляете свое и без того нелегкое положение. Предлагаю вам не запираться, а начать сотрудничать с нами.
Молчание. Т. пожал плечами.
- Как знаете. Тогда нам придется начать допросы ваших сообщников, а мы - будьте уверены! - сумеем заставить их говорить.
- Сообщники? - как-то сразу вскинулся парень. Огонек в его глазах, на мгновение вспыхнув, тут же погас. - У меня нет и никогда не было сообщников...
- Так вы умеете говорить, прекрасно! - ехидно сказал Т. - Хорошо.
Тут он потянулся, разминая руки, и взял со стола планшет.
- А как же они?.. - И он прочитал небольшой список, шесть фамилий, две были выделены особо.
Парень слушал.
- Несчастные... - вдруг пробормотал он.
- Несчастные? - удивился прокурор.
- Эти люди не имеют ко мне ни малейшего отношения. Они вряд ли вообще знают, за что их задержали. Повторяю: они не помогут следствию, вам следует их отпустить...
"Отпустить?!" - прокурор улыбнулся. Может быть этот человек в темной куртке, такой обычный, ничем не примечательный человечек, вздумал шутить с государственным прокурором? Т. промолчал.
- Что ж, говорить вы научились, может быть теперь назоветесь?
Похоже, объект начал колебаться, - с удовлетворением отметил про себя Т., а вслух сказал:
- Я жду, молодой человек.
- Можете называть меня [...]. Просто [...].
- Отлично, [...], а теперь вы выложите мне все начистоту, и тогда, я вам обещаю, ваше наказание будет не таким суровым. Вы скрывались по псевдонимом Персей?
[...] едва заметно кивнул.
- Да или нет? Видимо, да; отлично, продолжим.
- Cколько вам лет, [...]?
- Девятнадцать.
- Вы работали в [X] с мая прошлого года по февраль этого года? Как вы попали на эту работу, почему взяли именно вас, и как вы, [...], объясните тот факт, что данных о вашем рабочем положении не было в городской базе данных?.. Вы же не бесплотный призрак, вас должны были зарегистрировать?
- Да-да, верно... - забормотал человек. - Вы упускаете из виду что архивные данные можно стереть, для этого нужно обладать кое-какими навыками в системном администрировании - не более того, - но, если уж на то пошло, я городской архив не взламывал; корпорация [X] ведет не совсем честную игру, и им нужны толковые сотрудники, которые не будут слишком заметны, если вы понимаете, о чем я...
- Хотите сказать, что вас намеренно не зарегистрировали, и все это время, - прокурор прищелкнул пальцами, ища подходящее сравнение, - и все это время вы были...
- Да, на нелегальном положении. Де-факто я там работал, де-юре - нет.
- Что же, думаю, ваши слова потребуют проверки, и - конечно! - в [X] вам будут чрезвычайно признательны!.. Тем более, что кое-какое дорогостоящее оборудование было нами конфисковано... В интересах следствия.
- О, я не сомневаюсь, - с невеселой усмешкой сказал ... - Но я не боюсь их, моя цель достигнута.
- Итак, ваша цель! Надеюсь, вы понимаете, что ваши действия будут расценены Советом, да и всей мировой общественностью как саботаж и подстрекательство к бунту? В ваших руках, молодой человек, - по чьей-то глупости, недосмотру ли, - оказались колоссальные средства влияния на массовое сознание; фактически, три дня вы контролировали мировые информационные каналы, используя эти возможности по своему усмотрению, в своих преступных, злонамеренных целях. Такое, мистер [...], под силу далеко не каждому, впрочем, насколько я знаю, вы не уделяли особого внимания маскировке, не так ли? И вас схватили через три дня - довольно быстро... Три дня, всего лишь три дня...
- Три дня триумфа... - [...] вскинул голову. - Вообще-то, восемь с половиной часов, остальное время я скрывался от полиции; это не так просто. Я не боюсь за себя. Те часы, что я провел, разбираясь в системах корпоративной сети, были потрачены не зря. Теперь, кто бы он ни был, человек получит доступ к информации. В этом и заключается мой план. Просто показать и отойти в сторону. Я был уверен, что это произведет эффект разорвавшейся бомбы. Десятки лет существования Паутины были лишь прелюдией. Простой человек должен обладать всей полнотой информации - он имеет на это право. Похоже, некоторые люди забыли об этом, что ж - я не только напомнил, но и взял на себя смелость исправить досадную ошибку. Помните, о чем говорили аналитики в начале века?.. Всеобщая информатизация, Сеть, опутавшая нашу планету, несущая знания,государство, по их мысли, должно было стать прозрачней, чтобы мы могли реально участвовать в определении насущных проблем. Где же всё это? Так почему мы до сих пор не пользуемся плодами своих технических достижений? Кому это невыгодно?.. Мы радуемся тому, что можем говорить с человеком на другом конце света по видеофону, но не знаем, что творится в наших городах, не знаем ничего о том, на что идут наши деньги. Или предпочитаем этого не замечать. Вы помните: "Сначала было Слово..."? Так вот, мы попросту не сумели воспользоваться им - тем словом, которое облетит мир за доли секунды. За нас это сделали другие.
- Кто?
- Те, в чьих руках находится вся Сеть, - правительства! Кажется, информация в наше время стала оружием, более серьёзным, чем ядерное. Никому пока в голову не пришло нажать заветную красную кнопку - все понимают, что это за часы приведет к гибели цивилизации; а вот слов мы произносим слишком много, потому что не чувствуем за это ответственности.
"Говорит как по бумажке!" - подумал Т.
- Так вы решили воспользоваться так называемым информационным оружием третьего тысячелетия, - Т. сам придумал эту фразу. - Вы всерьез считаете...
- Абсолютно всерьёз. - перебил его [...]. - Это моя миссия.
Прокурор вздохнул; либо [...] фанатик - и тогда разговор не приведет ни к чему, либо этот человек не осознает серьезности совершенного им преступления - преступления против стабильности.
- Послушайте, может быть вы хотели шантажировать Совет, добиться каких-то уступок, получить деньги, ресурсы, а? Зачем вам было захватывать контроль над сетью?
- Нет-нет, господин прокурор, вы кажется не знаете, что сеть не контролирует никто - это попросту невозможно! Я всего лишь хотел, чтобы люди начали думать, и поэтому решился на столь опасное предприятие.
- А правительство, Совет - зачем, по-вашему нужны они, чем они, по-вашему занимаются?! - вскричал Т. - разговор принимал непредвиденный оборот. - Едва ли Совет желает, чтобы фанатики вроде вас вмешивались в государственные дела, сея повсюду смуту и недовольство правительством! Вас, [...], ждет весьма суровое, и, надо отдать должное, справедливое наказание. Уж я об этом позабочусь! - Т. вытер лоб платком. Пока он складывал его и засовывал обратно в карман, [...], успел как-то сникнуть. Он обхватил голову руками, и сидел в кресле, согнув спину.
"Надо дать ему возможность всё обдумать, может, он пойдет на попятную и расскажет мне все начистоту, как это необходимо Совету", - решил Т. Впрочем, Т. чувствовал, что разговор может завести их обоих на слишком топкую почву - туда, куда лучше не соваться никому. Даже государственному прокурору.
Когда [...] вновь заговорил, Т. понял, что худшие его опасения оправдались.
- Ваше правительство дало людям - каждому человеку - норку. Норку, в которой так уютно и безопасно можно спать всю жизнь, не заботясь ни о чем. Все потребности удовлетворены - что еще нужно среднестатистическому гражданину? Избыток продуктов питания, достаточное количество топлива и природных ресурсов, а если и есть проблемы - то они слишком далеко, чтобы серьезно нас взволновать. Еще до конца столетия можно ни о чем не заботиться, проживая жизнь весело. Как бабочка однодневка. Поверьте, господин прокурор, проблемы будущего мало волнуют даже членов Совета, которые - с нашей-то медициной! - проживут достаточно долгую жизнь. Настолько долгую, что могут застать крах нашей системы. Мы уже подрыли корни, но дерево все еще держится. Неужели попытка расшевелить людей, всколыхнуть болото, будет всегда - всегда! - расцениваться как преступление?! Скажите мне!
Прокурор ожидал чего-то подобного, но речь [...] задела его, задела какие-то потаенные струны в его сердце. Аккуратно, чтобы [...] ничего не заподозрил, прокурор нажал кнопку диктофона, искусно спрятанную в столешнице. А теперь с открытым забралом, - решил Т.
- [...]! - он быстро подошел к креслу, в котором сидел арестованный, и схватился за подлокотники. Их лица оказались настолько близко, что злосчастный хакер даже отпрянул, испуганный не на шутку. "Может быть думает, что я его буду бить?" - с иронией подумал Т. - "Времена не те". И продолжал: - Как человек, я понимаю все то, что вы здесь говорили. Как человек. Но вы ошибаетесь и очень сильно! Пожалуй, каждый, взятый в отдельности, индивид согласится с вами; да, экология - наша общая забота, да, мы - цивилизация потребления, но это непреходящая истина вот уже сто с лишним лет, и от этого никуда не уйти. Каждый понимает проблемы современного мира и на словах готов хоть горы свернуть, а на деле? Думаете человек откажется от известной доли комфорта в пользу призрачного общечеловеческого блага? Не смешите меня. Лично я прекрасно понимаю вас, но оправдать ваш поступок не смогу никогда, поскольку он подрывает основы нашей государственности!.. Что? Свобода слова? Сколько угодно! но Совет не одобряет, когда свобода слова трактуется слишком широко, и наглецы вроде вас пытаются наступить им на глотку. Потому - исход для вас один, - Т. шипел, словно змея. - Вы будете осуждены по статье "Подстрекательство к мятежу"! Со всей возможной строгостью, и тысячи людей выйдут на улицы чтобы поддержать обвинение!
- У меня было не так много времени, всего три дня, - начал ..., пока Т. переводил дух - речь далась ему с трудом. - Но за эти дни я открыл миллионам людей глаза на то, что действительно происходит в мире. Количество прозревших будет расти с огромной скоростью, ведь, как я сказал, сеть не контролирует никто! И те тысячи, которые, по вашим словам, выйдут на улицы поддержать обвинителей, явятся сюда с факелами, как в Средние века, и Зал Совета, Министерство - все запылает. Я лишь начал цепную реакцию недовольства, и схватив меня, вы уже не остановите ее. Никогда.
- Нет, [...], меры по поимке тех людей, которые поддались на вашу провокацию, уже приняты. Я прочитал вам список; их будет больше.
- Сеть свободна; никому не подчиняется. Там ценится лишь правда.
- Правда?! Вы идеалист. Сеть создавалась как правительственный - более того! - военный инструмент. И мы здесь принимаем решения.
- Уж не вы ли?! Собственной персоной?! Да что за чушь! Человек свободен и ничто не помешает ему узнать правду. Я - первый, но таких будет еще много; чем больше будет давление, тем сильнее сопротивление - удивительно, как точны могут быть физические законы. Третий закон Ньютона действует и в политике...
Т. сидел в кресле. Он смотрел на [...] и думал, что этот человек, должно быть, самоуверен до крайности, раз здесь, перед лицом прокурора, высказывает свои мысли с таким же упорством и воодушевлением, как если бы он находился на митинге.
"И ни один сукин сын!.." - пронеслось у него в мозгу с быстротой молнии. Он уже принял решение. Сочувствие было отброшено; [...] обречен, и Т. уже знает, что будет говорить на экстренном заседании Совета.
Он знал, что скажут члены Совета; он знал сколько времени они будут совещаться - минут десять, потом - перерыв; затем выступит представитель корпорации [X]. Они принесут свои извинения, и инцидент будет исчерпан. Пройдут некоторые проверки; на улицах еще несколько дней после заседания, по вечерам, будут звучать сирены, а небо прорежут прожекторы полицейских вертолетов. И все будет кончено. Это так же верно, как то, что завтра утром взойдет солнце.
Диктофон вновь работает.
Блоги, онлайновые сервисы эпохи Web 2.0, свобода мысли. Кто этот человек, что сидит перед Т.? Продукт своей эпохи? вырожденец, последний из могикан, или... фанатик, готовый отстаивать свою наивную правду до конца, до последнего вздоха?
Он говорил Т. еще много всего. Что-то о созидательной силе слова, что-то о своей роли в развитии общества, рассказывал о своих попытках достучаться до людей, которые были глухи. Но Т. почти не слушал; это дело было для него закрыто.
- Я предпринимал попытки спасти вас, - сказал наконец Т. - но вы не оценили их. Совету не нужны ваши умствования, Совету нужны конкретные имена конкретных людей, конкретные граждане, чтобы Совет мог принять меры. В любой другой ситуации ваше упорство вызвало бы уважение - не сейчас. Сейчас превыше всего стабильность. Она выше и важнее правды, выше демократии, выше свободы... И любой человек - вы, я - за честь должен считать возможность принести себя в жертву стабильности и спокойствию.
Попытки же изменить что-либо равносильны самоубийству; несомненно, мы получим плоды новаций, но до этого пожнем кровь, хаос и разрушение.
[...], отрекитесь от своих крамольных и опасных взглядов или научитесь держать их при себе. Научитесь быть винтиком в грандиозном механизме, иначе вас просто уничтожат, раздавят. Живите в равновесии - зачем метаться, заражая других своим беспокойством?.. Им это не нужно. О, поверьте мне, у вас будет достаточно времени, чтобы поразмыслить над моими словами!.. Говорят, в окружной тюрьме весьма удобные одиночные камеры...
Трагедия нашего мира слишком велика, чтобы один-единственный человек, будь он хоть трижды героем, смог полностью осознать её, и тем более - попытаться что-то изменить.
Наш мир - как мы его понимаем - неизбежно исчезнет или изменится до неузнаваемости; и это будет сопровождаться потрясениями. И виноваты в этом будем лишь мы.
Добро пожаловать к зеркалу, [...]!
Но мир погибнет не сейчас, не завтра, не послезавтра, не через месяц и не через год...
Т. вызвал капитана по внутренней связи, приказав тому забрать [...].
"И ни мощные серверные станции, ни грандиозные базы данных - весь технический арсенал, накопленный корпорацией, - не помогли ему. Жаль".
Когда арестованного увели, прокурор еще немного посидел в кресле, размышляя. Он опустил жалюзи и пошел в ванную комнату (небольшая привилегия - иметь рядом с кабинетом ванну, где можно расслабиться). Умываясь, он глядел на свое отражение в зеркале, на человека с осунувшимся лицом и болезненными мешками под глазами, и думал о том, сколько раз в своей жизни поступал вот так - против здравого смысла и иногда против собственной совести.
Почему-то мысли его снова и снова возвращались к судьбе [...].
"Помни о доме с голландскими окнами и гравийной дорожкой у ворот... Помни о чертовом доме!" - Т. вышел из кабинета. Мысль о скором выходе на пенсию приободрила его. - "И ничего: ни Совета, ни проблем, ни подчиненных, которые норовят тебя подсидеть - ни-че-го!.."
До завтрашнего заседания Совета прокурор Т. решил не думать о работе. Совсем. Вскоре и сомнения, посееные [...], начисто изгладились из его души; а через час, выезжая из города, он думал о совершенно посторонних предметах.
[...] вглядывался в темноту проплывавших мимо переулков, прижавшись лбом к холодному стеклу полицейского автомобиля. Его увозили все дальше от здания Ратуши.
Он видел, как на верхнем этаже погасли три окна; громада Ратуши погрузилась во мрак.